Posted in фoтo: youtube.com
Сугубo, кaзaлoсь бы, музыкaльнoe извeстиe нe смoгли oбoйти внимaниeм дaжe фeдeрaльныe тeлeнoвoсти. В иx тoнaльнoсти, прaвдa, прeoблaдaли снисxoдитeльнo-издeвaтeльскиe нoтки, чтo пoнятнo – мaдaм Мaксaкoвa нынчe «врaжинa» и «прeдaтeль» для урa-пaтриoтичeскoгo aгитпрoпa. При этoм нeльзя нe зaмeтить, чтo нoвaя рaбoтa нe лишeнa xудoжeствeнныx и твoрчeскиx дoстoинств. Пo срaвнeнию с нeoжидaннoй oсeннeй эстрaднoй прeмьeрoй aртисткa ужe бoлee увeрeннo oсвoилa вoкaльныe и визуaльныe приeмы пoп-жaнрa – xoть бeри и стaвь в гoрячую рoтaцию любoгo пoзoлoчeннoгo грaммoфoнчикa. Кoнeчнo, нe пoстaвят…
Дoлгoждaнный мини-пoп-aльбoм из пяти пeсeн, кoтoрый дoлжeн был выйти нa крупнoй лeйблe в фeврaлe, ужe нe выйдeт. Xoтя ржaч прoстo гoмeричeский, пoскoльку тeрмин мини-aльбoм выглядит, кaк EP – extended play пo-aнглийски. Тo eсть: Мaрия Мaксaкoвa, EР (глaвoe, нe спутaть с «Eдинoй Рoссиeй») «Сильнaя и гoрдaя». Ну, нe ирoния ли судьбы!
Пoмимo всex гeрoичeскo-сeксуaльныx пoз и стрaстeй, рaзгoрaющиxся в клипe, тaм eсть и эстeтский шaрм – кaдр певицы с обнаженной спиной, на которой нарисована виолончель, и смычком по ее струнам водит полуобнаженный красавец. Но дело тут не в сексе, а в изящной аллюзии с канонической черно-белой фотографией 1924 г. «Скрипка Ингрес» Мэна Рея, франко-американского режиссера, фотографа, признанного после смерти одним из 25 наиболее влиятельных художников ХХ века. Мария Максакова таким образом прикоснулась к вечному или даже заявила о себе как о вечной ценности.
Скандальности премьерной песне г-жи Максаковой добавило и авторство композитора Леонида Гуткина, другая песня которого Flame Is Burning ныне является главным музыкальным зенитно-ракетным комплексом страны на будущем поле песенной евробрани в Киеве. Леонид попал таким образом, как кур в ощип – и нашей, так сказать, и вашей… Ужас-ужас!
«МК» поспешил, разумеется, допросить Марию Максакову о столь громкой творческой провокации.
— Маша! Ну ты и нашумела!
— Да уж! В «мирное» время у нас такого промоушена не было бы.
— Видишь, надо было просто «женой декабриста» отправиться в изгнание… Даже в федеральных теленовостях не обошли вниманием твой новый клип! Когда такое было?
— А я им каждый раз теперь повестку даю в самый неподходящий момент. «Испортила» годовщину по Крыму, а в прошлый раз Денис дал интервью в тот день, когда Трамп как-раз сказал про Крым не то, что от него ждали.
— Так вы там с Госдепом координируете что ли, когда клипы да интервью выпускать, портить нам, значит, праздничные фоны?
— Ха-ха-ха! Ну да уж – я стала теперь таким тузиком для битья…
— Твой новый клип сравнивают тут с «ВИА Грой». По ТВ с круглыми глазами объявили даже про «обнаженную натуру», за которую приняли декольте, твои ноги и голую спину с нарисованной виолончелью… Не поздновато такие игры затевать? Жена, мать троих детей, младший – грудничок еще…
— Ну, это, собственно, на совести комментаторов – сравнения с «ВИА Грой»… Все пустились обсуждать – плохо ли, хороши ли это. На самом деле оперное сообщество очень дружелюбно приняло этот эксперимент. А люди со стороны возмущены тем, как низко я пала с точки эрения смены жанра.
— И не только – смены жанра…
— Понятно, что это хулиганство с какой-то стороны, но в академической среде многим это кажется занятным. Не каждый же день такое происходит, они не видят в этом чего-то сверхпредосудительного и оставляют, как ни странно, очень доброжелательные комментарии. А другие, не из оперного жанра, как оказалось, самые нетерпимые.
— Впав в это пограничное творческое состояние с осени, когда на тебя здесь были еще большие надежды, ты тем не менее ко второму опусу обрела, на мой взгляд, большей уверенности как эстрадница…
— Да, есть такое. Хотя мы записывали весь альбом в одну сессию. И, пока я записывала, то от песни к песне входила, что называется, в раж. И к последней уже ТАК разоралась!
— Неужели – прощай опера?!
— Артист должен быть востребован. Я не писатель, чтобы трудиться в стол. Артисту нужны публика, зритель, аплодисменты и популярность. Ничего с этим не сделаешь. Другой вопрос – что и как можно делать не в ущерб основному, так сказать, репертуару. Я не могу с утра пропеть что-то эстрадненькое, а вечером пойти и жахнуть арию в опере. Но у меня очень много голоса забирали занятия с моими учениками в Москве, я же перфекционист в этом деле, пока все не отшлифую, то не успокоюсь. Поэтому будем считать, что теперь, вместо учеников, у меня появилось новое направление, где я могу потратить немножко голоса.
— А что ты будешь делать теперь с этой неожиданно сваливающейся на тебя эстрадной популярностью? Ты в Киеве, мы здесь, и ты не Лобода или Меладзе, чтобы туда-сюда пока кататься…
— Да я бы с удовольствием пела бы и выступала в России, как, собственно, всегда это и делала. Но ситуация сложилась таким образом в моей жизни, что это, как я понимаю, уже не безопасно в настоящий момент. Так что не получится сейчас воспользоваться дивидендами «растущей популярности».
— Клип, однако, вы снимали еще в России до «бегства». Почему тянула с премьерой?
— Просто я не знала, как лучше поступить. Ситуация (с отъездом — Авт.) развилась стремительно, необычно. Не часто ведь такое происходит. А мне было жалко потраченных усилий, потому что со мной работали действительно выдающиеся люди, все вкладывали душу, я им очень признательна. Сейчас даже не знаю, могу ли называть их всех, чтобы не подставить. Тем не менее анонимно я им всем благодарна.
— Без твоего партизанского молчания и так уже известно, что автор шлягера Леонид Гуткин, и его другая песня едет теперь с Юлией Самойловой на «Евровидение» в Киев. У впечатлительных может возникнуть подозрение, что ты надумала именно сейчас такой вот пикой вставить всем шпильку…
— Да, это забавно. И уже говорят, что меня надо было отправить на «Евровидение», потому что у меня больше шансов снискать здесь симпатию – за счет моих взглядов и позиции.
— Эта мысль действительно многим пришла сейчас в голову. Тем более, что и отправлять-то тебя никуда не надо, дорогу вон перешла… Но широты восприятия для такой многоходовочки ответственным товарищам здесь, конечно, никогда бы не хватило…
— Ха-ха-ха! Но я не могу однозначно сказать, что приняла бы такое предложение.
— Не любишь «Евровидение»?
— Это был бы странный шаг для меня в нынешней ситуации.
— Почему? На конкурсе выступали и оперные дивы – Малена Эрнман, например, из Швеции…
— Я знаю, что это безумно престижный конкурс. Чего тут рассуждать! Такой факт — это украшение в любой творческой бографии. Но я тут уже прибилась, как бы, в Киеве. И такой шаг сейчас был бы несколько странным для меня… Знаешь, я абсолютно поражена гостеприимством и широтой искренних чувств со стороны украинцев! Меня это поражает просто каждый день. Я понимаю, что в принципе я и так ничего предосудительного не сделала, за что мне могло бы быть стыдно, не подписывала никаких писем, не позволила себе высказываний, которые из меня тянули клещами, когда я была депутатом. Но я все равно себя чувствую виноватой. А у них, в Киеве, нет даже намека на что-то в отношении меня. Мы репетируем сейчас совершенно потрясающую украинскую программу с оркестром. Такие красивые песни, такой оркестр, они так играют!
— Wow! Помимо эстрадницы ты теперь еще и народница?
— Ха-ха-ха, нет! Это будут академические оркестровые переложения для оперного вокала. Я когда-то делала похожие туры с Русским оркестром народных инструментов.
Но удивительно, что здесь принципиально другое отношение к искусству, все по-другому! У нас искусство – навязываемое. Какое бы ни было! Этакий гегемон, как центральный рупор, как газета «Правда» во времена СССР — говорит, что вот это или это надо слушать и смотреть, и все слушают и смотрят. Никакого соревновательного процесса, поэтому у нас совершенно все-равно – хорошо ты поешь, или плохо. Не имеет никакого значения.
Есть машина СМИ, и кого надо, того они и сделают самым главным и самым талантливым. Создадут, навяжут тот продукт, который надо. А здесь нет этого абсолютно. Здесь – соревновательность и здоровый конкурентный процесс. В хорошем смысле внутривидовая борьба, которая способствует здоровой эволюции и росту.
И здесь я могу убеждать только своими профессиональными качествами, а не тем, что дескать знаю каких-то влиятельных людей, имею связи, а как ты поешь, уже не важно. То, что у нас, конечно, сплошь и рядом. Здесь абсолютно другой концепт. И не будут тут никому хлопать, если не за что, и в залы не пойдут. Засвистят, затопают и уйдут.
Мне очень приятно с ними работать. И мне кажется, что это взаимные чувства – именно после того, как они меня послушали и оценили мои профессиональные качества. Им все-равно, кем я была – депутатом, не депутатом… Нам нравится, значит будем петь.
— Надо полагать, ты испытала бурю эмоций, когда тебя убрали с сайта Мариинского театра и привязали к столбу резиновую куклу с твоим лицом?
— Сами привязали, сами и отвязали – те, кто этим занимаются, эти боты, эти тролли. Проплаченные, низкопробнейшие! Театр одного актера. Они же снимают, а потом сами и смотрят. Сколько просмотров этой резиновой куклы в ютьюбе? Слезы! Не вызывает никакого интереса. А клип мой вызывает.
Я перестала смотреть российские каналы, читать российскую новостную ленту, я устала от этого всего! А наша фамилия десятки лет украшала афиши театров – бабушка, мама, я… И я понимаю, что театр просто допекли. Звонили, видимо, каждый день, давили, мучали, спрашивали, требовали.
Меня совершенно никто не собирался ниоткуда удалять, у меня был продлен контракт, и у меня со всеми в театре прекрасные отношения. Мне было очень хорошо и я им очень благодарна за бесконечное количество чудеснейших спектаклей, которые мне удалось исполнять. Думаю, что рано или поздно все-равно закончится этот маразм в отношении меня. Честно говоря, я до сих пор не поняла, кого я предала? Вот можешь мне сказать?
— Я?! Может, лучше у бывших коллег по своей правящей фракции спросила бы?
— С этой точки зрения я предала гораздо раньше! Я уже давным-давно не голосовала так, как они хотели. И высказывалась, и делала. Не рвала, конечно, на себе рубаху, не кричала, что я – оппозиционер. Считала, что я в первую очередь все-равно певица, и не хотела таким образом зарабатывать себе косвенную популярность.
Но в каждодневной депутатской работе в правящей, как ты заметил, фракции препиралась со всеми, с кем могла. Нажила себе врагов, нассорилась. Во многих аспектах предлагала менять систему, совершенствовать ее, хотела сделать что-то хорошее для людей. И делала! И зачем мне сейчас это выставлять? Моя риторика не изменилась ни единым словом – ни тогда, ни сейчас. Есть причины, есть черное, и его надо называть «черным», а белое – «белым». Нет слепой любви! Может, от меня именно такого ждали? Слепая любовь ущербна. И никого я не поливаю грязью, как обо мне сейчас говорят, никогда этого не делала и не хочу сейчас. Грязью поливают именно меня.
— А как в Киеве приняли известие о выборе России на «Евровидение»?
— Я тоже участвовала в жюри нескольких конкурсов и всегда просила, чтобы никто не давил на жалость, чтобы избегали всяких слезоточивых спекуляций, того, что называется «запрещенными приемами» — ударов ниже пояса.
При этом я совершенно согласна, что любой человек, независимо от его физического состояния или каких-то недугов, должен петь, если он этого хочет и у него есть талант. Это очень здорово, я это всячески поддерживаю.
Но если говорить о конкурсе, в том числе о таком, как «Евровидение», то это – не нейтральный выбор, поскольку речь не идет просто о концертах, гастрольных турах. Такого сейчас много делается в мире, даже в балете.
Но в контексте конкурса, где участники должны быть все-таки на равных, возникают определенные этические вопросы к такому выбору. Но, на самом деле, в украинской реакции не это было главным, и их позиция совершенно ясна.
Для Украины имело значение, что девушка выступала в Крыму. Это – единственная причина, по которой здесь возникли возражения и большое возмущение. С моей точки зрения, корявая, конечно, ситуация с нашей стороны получилась. Но несмотря даже на это, никто здесь сводить счеты мелочным образом не собирается и, как я слышала, вопрос о возможном запрете на въезд в Украину для российской участницы снят. Украинцы приняли здравое решение.
— А как тебе самой песня Flame Is Burning, учитывая, что у вас общий автор?
— Мне кажется, что моя лучше. Она же специально для меня писалась, поэтому в ней кардинально другой энергетический посыл. Но если и эта песня, что называется, пошла, находит отклик, то и слава Богу…
Меня смущает другое, что у нас под «Евровидение» часто готовится что-то специальное, мол, вот вам сюрпризик в оберточке, а мы посмотрим, что вы будете с этим делать. А кто эти люди, кем они были до конкурса, кто их знал? Это не правильно, в этом есть элемент спекуляции, причем очень нездоровой, и полное отсутствие справедливой мотивации.
Я сторонница таких решений, когда ездили Лазарев, Билан или Гагарина. Как угодно можно к ним относится, нравится — не нравится, но это люди, которые полноценно занимались и жили творчеством независимо ни от какого «Евровидения», и именно этим своим качеством заслужили поездку на конкурс.
Или когда поехала Пугачева. Взяла она победу, не взяла – не важно, потому что она может, должна и имела полное право представлять нашу страну. Это правда и это честно. А иначе получается, что мы идем туда не с открытым забралом, а, как в суд, – с хорошим адвокатом. Конкурс – место не для спекулятивных проектов, вроде Бурановских бабушек и др., а для артистов, все-таки…
— Интерес к твоему клипу превзошел все ожидания, и, помимо всего, ты можешь теперь нажить еще и недоброжелателей среди ревнивых попсовиков.
— На самом деле у меня из-за этого теперь другая проблема. Украинцы все-таки воспринимают меня как оперную певицу. И говорят сейчас мне: вы, дескать, в России пели оперу, а к нам приехали и куда-то по наклонной пошли, в эстраду, а мы хотим вас рассмотреть как оперную певицу. Представляешь! Так люди здесь заботятся о моем имидже.
— Неплохо, если именно это и останется твоей самой большой проблемой…
Читайте наше интервью с Юлией Самойловой о «Евровидении»: «Меня подкосила операция, но я смогу!»